Дополнительный материал
Тем, кто едет в Магадан: экипировка и детали
Вступление
«Вы прилетите сюда самолетом. Лет двадцать назад это было незаурядным дорожным подвигом, но сейчас вы долетите без приключений. Когда же вам надоест почти сутки сидеть в самолетном кресле и продувать себе уши после посадок на забытых богом аэродромах, вы встретитесь с первой неожиданностью. Рейс ваш окончится не на той планете, с которой начался».
Мое имя не имеет никакого значения для этого рассказа, да и сам я занимаю в нем второстепенное место. Родился я в Магадане. Так уж вышло, что до недавнего времени я вообще не покидал пределы родного города. И пусть вас это не пугает, для наших мест — обычное явление.
Магаданская область очень требовательна к своим обитателям. Места тут, в прямом смысле, дикие и необжитые, но ведь каждый сам определяет ту грань, за которой мир начинает ломать время и границы, и где все привычное остается лишь
Путь наверх стал верным способом разобраться в себе и научиться видеть, а не смотреть. Проехать по кольцу Колымской трассы — отличный повод для такого путешествия, к тому же многие факты из истории области стали теперь осязаемы и уже не было сомнений в их правдивости.
Для большинства людей Магадан ассоциируется с крайней отдаленностью от всего мира, звенящими морозами, золотыми россыпями и лагерями через которые прошли десятки и сотни тысяч людей. Общее представление, конечно, верное, но не совсем точное.
Геологи старшего поколения помнят, что первым толчком к началу бурного развития края послужили не россыпи, а коренные месторождения золота, открытые экспедицией
Два года спустя организуется трест по промышленному и дорожному строительству «Дальстрой» во главе с Эдуардом Берзиным. Основной его задачей становится прокладка дороги от побережья к приискам.
Старт
«Если душа ваша не очерствела от частых перемещений по государству или, наоборот, не поблекла от жизни в одном месте, вы постоянно будете чувствовать, что нечто главное идет мимо вас».
С первых дней освоения края началось активное строительство Колымской трассы (сейчас — федеральная трасса
«Трассой» местные называют и все поселки дальше границ города.
Строительство ее шло отдельными участками, которые по мере введения в строй, соединялись. Появлялись мосты, авторемонтные мастерские, заправочные станции. В 1939 году из поселков Нагаево и Магадан на перешейке полуострова Старицкого, между бухтами Нагаева и Гертнера, был образован город Магадан.
Дорога начиналась тут и вела к открывающимся новым приискам, обеспечивая геологов и горняков продуктами питания, одеждой, строительными материалами и орудиями труда.
Три десятилетия город был центром управления
Вопреки мнениям, население области росло не только за счет заключенных. Дальстрой ежегодно подбирал профессиональные кадры, для которых создавал очень выгодные условия жизни на Севере. Сейчас же население города снижается. Сейчас здесь зарегистрированно 94 000 жителей, хотя в
Магадан стал стартом моего путешествия, что, впрочем, неудивительно — других крупных населенных пунктов в области нет. Спутником моим стал Гид, имя которого не важно, ровно как и мое. Хотя, стоит сказать, что это он взял меня с собой, а не я его.
Гид родился в Подмосковье, но вырос на трассе. Родители привезли его на Колыму в возрасте трех лет, они были геологами, поэтому кочевать с места на место для Гида стало вполне привычным занятием. Постоянно перемещаясь по геологическим полигонам и приискам, он обрастал знакомыми и друзьями. Бродил по новым местам один, в компании или с отцом. Забирался на высокие сопки, искал речные броды — знакомился с миром вокруг. По мере взросления, увлечение переросло в стиль жизни. В 20 лет он осел в Магадане, но на трассу
Знакомство с ним было не случайным, как и все в этой истории. Я был наслышан и о нем, и о его походах. Магадан мал, и такие вещи утаить тут сложно. Так что, при первой случайной встрече на улице, я наспех, сбиваясь, рассказал ему о своих планах. Выслушав меня, он очень спокойным тоном произнес: «Окольцован», — и пошел по своим делам. Только через несколько месяцев я получил от него ответ на мое предложение о путешествии — я не колебался ни секунды. На следующий день, загрузив провизию и рюкзаки в джип, мы тронулись в путь. Около 10 утра проехали стелу на въезде — кажется, я на трассе.
В
Обратный отсчет: День седьмой. Красные горы
«Постепенно шум мотора, ползущие навстречу сопки, редкие машины, подобные усталым бродягам — все это, именуемое трассой, завораживает командировочного человека, и найденные час или два тому назад слова предстают бессмысленными, глупыми и хвастливыми. В них есть личность рассказчика, слово „я“, но нет территории. И вообще все это не так, не так, все иначе».
С самого начала дорога петляла, ныряла в повороты, а то и вовсе утыкалась в горизонт. По сторонам то широченные долины, то невероятной красоты горы с острыми вершинами. Спустя пару часов остановились у Красных гор — это никем не обжитое место на 52 км Тенькинской трассы. Место приглянулось Гиду в одну из предыдущих поездок. Машину оставили у дороги, надели рюкзаки. Его рюкзак весил много больше моего. Что у него там?
Очень часто на трассе можно найти следы пребывания людей — мусор: консервные банки, пакеты, кострища. Здесь же нам удалось найти только геологические траншеи
Название «Красные горы» подходит для этого места. Природа их красноты мне неизвестна наверняка, моя догадка — медные отложениям в породе. До самого ущелья прошли около километра вправо от дороги. Шли через подлесок, и «взяли» две неширокие протоки, которые в летнее время легко пройти вброд, но после непродолжительных дождей превращающихся в бурные реки.
Гид сказал, что в сезон дождей тут не обойтись без высоких резиновых сапог. Мы четко прокладывали свой путь — всюду заросли стланика, через которые ломиться не очень хотелось, и мы постоянно держались левой стороны. На середине пути, у небольшого горного озера вскипятили котелок воды на крохотной газовой горелке. Наскоро заварили чай.
Впереди был резкий
Лагерь разбили в подлеске перед дорогой. Красный отсвет гор узкой полоской сполз за горизонт. Ночи заметно темнее — они уже не были белыми, как в мае-июне. Разожгли костер. Впервые почувствовал тишину, которую нарушали редкие, гремящие кузовами, фуры.
Небо, словно договорившись с тишиной, было чистым. Невероятно высоким и ясным. Глядя на звезды, вспомнил эвенскую сказку о созвездии Баранов, которую мне рассказал Гид. Баранами эвены называют Большую Медведицу.
Дополнительный материал
«Три горных барана». Эвенская сказка.
Вечером Гид был неразговорчив, хотя днем, сидя в машине, все рассказывал об особенностях путешествия по трассе, о крае, травил байки и вспоминал поверья коренных жителей — эвенов. Мне показалось, что он хочет сказать мне что-то очень важное, но не решается. Я предложил и дальше отсчитывать дни в обратной последовательности. Гид задумался и лишь коротко ответил после небольшой паузы, что на трассе свои законы и всякое путешествие тут с открытой датой — все может быть.
Моя наивность явно подзадорила его, и он в три легких движения ножа вскрыл банку тушенки, вывалил ее на сковородку и накрошил луку. Съев ужин прямо с горячей сковородки, мы улеглись спать. Уже в спальнике, он повернулся ко мне и почти шепотом проговорил, что во времени, до тех пор пока оно в движении, нет, не было и не будет жизни. Время должно нас ждать, чтобы мы жили. Так что обратный отсчет дней позволит времени подождать нас у начала пути. Я заснул.
Рудольф Седов
магаданский путешественник, мастер спорта международного класса по туризму, писатель
Север всегда привлекал отважных и смелых, тем более Север Дальнего Востока. Увидеть чудные пейзажи, преодолеть неведомые горы и проплыть по таежным рекам стремились многие и многие смельчаки, которым страх походных лишений был неведом. Пусть их опыт будет полезен тем, кто выбирает себе путь. А непройденых маршрутов, скалистых пиков, таинственных рек и озер в Колымской горной стране еще множество. Естественная изоляция края в 30–50-е годы была усугублена существованием могущественного «Дальстроя».
День шестой. Страна в стране
«Он разжигал на берегу костерок и затихал на какое-то время, глядя на прыгающее слабое пламя, на то, как оседает снег под костром. Когда ветер бросал дым в лицо, он закрывал глаза и так сидел на корточках. Но сидеть долго на месте он не мог и шел дальше».
Меня разбудил запах готовящейся еды. Гид варил походный суп из тушенки и крупно порезанных овощей. Собрали лагерь, забросили скарб в машину и двинулись дальше. Грунтовая дорога не позволяет разгоняться, так что скорость — километров 70 в час. Где-то впереди Усть-Омчуг — небольшой поселок и административный центр Тенькинского района. Это одно из немногих поселений, которое все еще на плаву благодаря золотодобыче.
- Справка по ценам 70-80-хх годов:
- булка белого — 20-24 коп.,
- ржаного — 16 коп.,
- 1 кг сахара — 90 коп.,
- 1 кг картофеля — 12-15 коп.,
- 1 л молока — 22-34 коп.,
- 0,5 л пива — 37 коп.,
- 0,5 л водки — 3,5-5 руб.
Экономика «Дальстроя» основывалась на труде заключённых, так что сеть поселков, дорожных дистанций, лагерных пунктов была обширной и выходила далеко за пределы нынешней Магаданской области. В ее состав полностью входила Чукотка, Хабаровский край и Якутия — частями. «Дальстрой» заманивал большими зарплатами профессионалов со всей страны: инженеров, геологов, ученых. К примеру, учитель по России получал 80 руб., инженер — 120 руб. На Севере эти суммы близились к 300 руб.
Дальстрой, или «страна в стране», вкладывал огромные средства в развитие Севера, но и зарабатывал не меньше. Практически каждый населенный пункт области имел прямое отношение к системе трудовых лагерей. При каждом лагере всегда была жилая зона для вольнонаемных, которые сейчас стали поселками. Многие годы спустя на местах бараков появились многоэтажки.
Нередко можно попасть в старые строения, где еще сохранились следы пребывания заключенных: вырезки из газет того времени, куски крашеной штукатурки с узорами, нарисованными от руки. Позже, на Бутугычаге мы нашли огромную кучу старой обуви. Сколько сотен пар я не знаю, но выглядело внушительно. Кстати, Магаданская областная Дума располагается в здании бывшей тюрьмы НКВД.
Крах Дальстроя и системы трудовых лагерей случился после смерти Сталина. В 1953 была образована Магаданская область, в ее состав вошла только Чукотка. Люди попросту не знали, что все закончилось, так что бараки, в которых жили заключенные, законсервировали. Механизмы покрыли толстым слоем солидола для сохранения.
Со временем все невеликое имущество растащили. Говорят, что люди все еще находят в поселках кружки, оловянные тарелки, формы для выпечки хлеба, сделанные вручную, кованые молотки со времен Дальстроя. В эту поездку нам тоже достался трофей: флюгер-петушок с трубы поселкового клуба или избы-читальни. Но об этом позже.
Мы все ближе подбирались к Усть-Омчугу. По левую сторону дороги я заметил белую полосу. Она тянулась пару километров по долине и выделялась на фоне зелено-желтого пейзажа. Гид рассказал, что это наледь — прессованный слоями снег и лед. Он лежит в основном по руслам рек и не тает даже летом в сорокаградусную жару. Под наледью — вечная мерзлота, сохраняющая холод. От нее до Усть-Омчуга около 10 км.
Практически вся территория вокруг поселка изрыта огромными механизированными драгами. Драга — наследство американского обмена времен второй мировой войны, когда через Магаданскую область шел перегон самолетов и техники по ленд-лизу. В этот период территория купила за золото много американского: автомобилей, электродвигателей, подъемных кранов, драг и даже джинсовой ткани, из которой впоследствии была пошита рабочая одежда для зеков. Из джинсы шились даже стеганые сапоги.
Заключенные были стильно одетыми, как бы цинично это не звучало.
Въехали. Оставили машину у здания местной администрации и пошли бродить. Поселок большой и относительно развитый: 2-этажная школа, библиотека, магазины и огромный дом культуры.
Благодаря Дальстрою, как ни парадоксально это звучит, культурная жизнь поселка в военные и первые послевоенные годы была на приличном уровне. Многие актеры и режиссеры, музыканты и художники, среди которых были Георгий Жженов и Леонид Варпаховский, отбыв свои сроки в лагерях, не имели права выезда. В таком полусвободном состоянии, они объединяли вокруг себя талантливых людей других профессий. Так на клубных сценах небольших поселков возникали оркестры, хоры и театральные коллективы.
Прав был Гид, когда сказал, что как только ты начинаешь думать, что видел на Севере все, он тут же покажет, что ничего ты не видел и ничего не знаешь. Осенью перемены значительны и наглядны ярким контрастом всего окружающего — сплошная рефлексия и подведение итогов дня вне границ себя и времени.
Ночь провели на «фазенде», как смело называл это наследство 50-х его владелец. Она стоит на некогда главной улице, так что ночевали мы практически в центре поселка. Гид познакомился с хозяином дома во время одной из прошлых поездок на Бутугычаг. Барак хоть и обжит, но уж больно непривычен к ночным гостям: холодно и нет воды. Хозяин использует дом как дачу, смородину здесь выращивает.
Устроились в спальных мешках на надувном матрасе, предусмотренном, видимо, для гостей. Напротив домика была пекарня, и запах свежего хлеба было разбудил меня в 4 утра, но я снова провалился в сон.
День пятый. Бутугычаг и Вакханка
«У вас вдруг сожмет сердце, и вы подумаете без всякой причины, что до сих пор жили не так, как надо. Шли на компромиссы, когда надо было проявить твердость характера. В погоне за мелкими удобствами теряли главную цель. И вдруг вы завтра умрете, а после вас и не останется ничего».
«Завтра» уже давно наступило. Солнце било в глаза, а я, кряхтя как старый дед, вылез из спальника. Причиной «тяжелого» состояния стала вчерашняя усталость от подъема и спуска на Красные горы. К нам зашел хозяин фазенды, и между ним и Гидом завязалась жаркая дискуссия. В полудреме, кое-как натянул штаны и собрался за свежим хлебом. Проплыв молчаливой рыбой, выхватил из разговора, что пару лет назад, дорогу к какому-то месту неподалеку, из-за большого снега и затяжных дождей сильно размыло. И это место, лагерь или рудник, с грудами ржавых консервных банок и бутылок, выброшенными сапогами, бочками из-под солярки, керосина или уранового концентрата совсем рядом, километрах в 40 от нас.
Их беседа напоминала обсуждение планов покорения Севера Ермаком. Широко жестикулировали, жарко спорили о направлениях движения, и в конце концов сошлись на том, что нам пора, а то можно не успеть до темноты. В планах — покорение горы Флёрова, откуда мы увидим не только Бутугычаг — нашу конечную цель на сегодня, но и соседний женский лагерь Вакханка.
Рудник Бутугычаг был открыт в 1936 году для добычи олова. История лагеря, да и поселка при нем окутаны неизвестностью: материалов и свидетельств практически не осталось. В 40 км от Усть-Омчуга, на Террасовом ручье трасса идет направо. Это дорога к лагерю, название которого много шире его самого и уже давно стало нарицательным. Здесь в 30-х было найдено олово, а в конце 40-х — уран. Уровень радиации в этих местах достаточно высокий, как и на любом оловянном руднике, но в те времена об этом было известно очень мало.
Заключенные добывали руду буквально голыми руками.
Фабрика или гидрометаллургический завод мощностью в 100 тонн урановой руды в сутки был построен только в 1951 году.
Путь от поворота до фабрики по промоинам, разрушенным деревянным мостам и поваленным деревьям забрал час, хотя это всего лишь 14 км. Палатку мы поставили на крохотном открытом участке у ручья, напротив фабрики, дальше не проехать. Именно об этом участке пути была утренняя беседа.
Закончив с палаткой, Гид достал счетчик Гейгера — 16 мкР/ч. По его словам, в самом лагере оно выше — около 27–32 мкР/ч. Пошли смотреть.
Поселок сохранился на удивление хорошо. Все еще видны жилые постройки, изолятор, административная часть. Узкий каньон, в котором разместился лагерь, не дает представления о масштабах работы, кипевшей тут в 50-х. Без знания местности или карты лагеря тут ничего толком не увидишь. Как объяснил Гид, все самое интересное, к примеру, лагерная зона, кладбище, гараж или мастерские уже надежно укрыты ольховником. Всякий раз перед тем, как куда-то пройти, мы прорубались через стланик и ольху. А в кустах трофей — флюгер-петушок.
Пробирались через заросли, а я думал о времени. Время всегда представляется вереницей сопок в тайге. Тайгу можно сравнить с жизнью, с безбрежным ее пространством. Сопки в этой аналогии — события, которые и составляют время, без них нет времени. Сопки составляют тайгу. Таким образом, жизнь — это длинный маршрут, каждый раз в новую местность. Начало в неизвестности, конец там же, и за пределы нельзя заглянуть. Но все же часто приходит чувство, что это все уже было.
Радиационный фон на пути наверх, к горе Флёрова и лагерному пункту «Сопка», что на вершине, — около 44– 46 мкР/ч. Нас это не пугало, исследователи, которые провели тут не один полевой сезон, прожили долгие жизни. К примеру, Флёров, первооткрыватель месторождения олова, в районе которого расположен Бутугычаг, и в честь которого названа гора, умер в возрасте 80 лет. Может радиация, наоборот, продлила ему годы, а может, это просто никак не связанные вещи, кто знает.
Я шел за Гидом, Гид по каньону, а каньон на Восток. За поворотом незабываемая панорама на лагпункт «Сопка». Надо сказать, что живописность и трагизм места никак не укладывались в моей голове. Всюду остатки каких-то построек, где не так давно жили и страдали люди.
Через 2 часа подъема мы были на месте. Снизу не видно, но лагерь уже наполовину завален: ветер и холод взяли свое. На территории, в прошлом жилые и рабочие постройки. Неподалеку от длинного барака с нарами ветер раскачивал детскую самодельную качельку.
Для кого-то Бутугычаг был домом.
Горизонт затягивался тучами. Будет дождь. Гид назвал это состояние «предзимьем» неслучайно, и уже много позже я узнал почему. Дело в том, что у эвенов минимальная единица времени — день, и его ход измерялся движением солнца. Год делился на 6 сезонов. Это соответствовало естественным климатическим условиям, для которых, кроме 4 основных сезонов года, очень характерны еще два — предвесенье и предзимье: растянутые периоды от осени к зиме и от зимы к весне. Сейчас как раз предзимье.
Солнце припекало. Гид предостерёг, что воду тут пить нельзя из-за радиации, так что фляга в рюкзаке пришлась кстати. До вершины Флёрова уже рукой падать. Сопки стоят голые, без растительности, и вздымаются так высоко, что зимой, когда солнце встает не очень высоко, у подножья ложатся глубокие тени, куда за весь день не падает ни одного солнечного луча. Уже с вершины я обратил внимание на бесконечный горизонт вокруг. До сих пор не понимаю, зачем колючая проволока. Бежать-то некуда. Но все же бежали — помногу и часто.
Дополнительный материал
Как бежали с Колымы. Отрывки из книги Виктора Володина «Неоконченный маршрут».
День тянулся долго, а прошел быстро. Парадокс. По дороге назад, снова обследовав лагерь внизу, присели у ручья с названием Бес. На протяжении всего нашего пребывания в долине счетчик Гейгера в кармане Гида протяжно пищал, и поэтому перешедший в непрерывную линию писк нам не казался странным. По некоторым источникам, многие объекты, особенно в районе фабрики, до сих пор имеют излучение до 700 мкР/час. Около песчаных шлиховых отвалов фабрики счетчик показывал небольшое значение в 46 мкР/ч, но испытывать судьбу мы не решились и туда не пошли. Много позже выяснили, что все-таки поймали дозу. Пока живы.
С высоты хорошо заметны медвежьи следы у фабрики. Ходят мишки на завод. На смену, наверное.
Этот лагерь закрыт для посещения, о чем говорит крохотная табличка о радиационной опасности от МЧС на повороте к нему, но это мало кого останавливает. Тут бывают и туристы, и жители окрестных поселков, так как лагерь находится в относительной близости и доступности. Интерес пока выше предупреждений об опасности. Рудник был закрыт в 1955.
Я ушел спать первым, оставив вход не застегнутым. Из глубины палатки я видел неподвижную фигуру Гида у бледного света костра. Я не знал, о чем он думает сейчас и что для него эта поездка значит. Глубоко и ровно вдыхая дым костра, запах стланика и слегка сырости — сложный и тонкий аромат, он явно думал о доме. Домом для него был этот весь лес вокруг.
Максим Бродкин
кандидат исторических наук о понимании прошлого
Я преклоняюсь перед людьми силами, которых была освоена Колыма. Наш край пропитан тяжелыми воспоминаниями и работой на грани человеческих возможностей, а часто и за их пределами. Воля к жизни, которая вела сначала исследователей, потом заключенных, а потом и строителей-золотодобытчиков по тайге и холодным ручьям, здесь настолько мощна, что ее может ощутить каждый. Энергия всех этих людей осталась в прохладном ягодном воздухе Колымы.
Ночью пошел сильный дождь. Я проснулся от глухого стука капель о брезент. Было приблизительно четыре утра. Место слева от меня оказалось пустым. Гид не спал, а мок снаружи. Проворочавшись, я потерял сон окончательно. Он словно почувствовал мое пробуждение и заглянул в палатку. Сказал, что дождь начался около часа ночи. За это время уровень воды в ручье около нас заметно поднялся.
Костер. Ужин. Сон.
Остаток ночи мы провели в палатке за разговорами, ожидая конца дождя. На рассвете Гид вылез разведать обстановку. Пора. Накинул на себя дождевик и вылез в утро. Прозрачный ручеек превратился в бурлящий мутный поток. От этого немного страшно.
Собирать палатку в дождь — последнее дело. Я позабыл о страхе, мысли заняли соображения о том, как ее теперь сушить. Мы были готовы ехать уже через 15 минут. Путь обратно к трассе был не близким. Еще долго автомобильные дворники смахивали редкие капли дождя.
День четвертый. Road of Bones
«Все они повторили бы эти годы. Не во имя денег и даже не во имя долга, так как настоящий долг сидит в сущности человека, а не в словесных формулировках. Не ради славы, а ради того непознанного, во имя чего зачинается и проходит индивидуальная жизнь человека».
Мы как-то быстро вырвались из объятий Бутугычага и вместе с дождем влились в Тенькинскую трассу. В 10 км от поворота — остатки дорожного поселка Нелькоба. Тут раньше была геобаза, после — база Дальстроя. Сейчас толком ничего нет, кроме заброшенных зданий и сохранившейся вывески «Столовая». У поселка дорога уходит влево через реку. Гид рассказывал, что дальше по течению реки, в 40 км — искусственное Колымское море или водохранилище для Колымской ГЭС, но об этом я узнал только через день, когда сам все увидел, но уже с другой стороны. В зону затопления попало несколько поселков, жителей которых расселили по ближайшим. Пересекли мост и направились дальше.
Судя по карте, река Тенька образовывается ее слиянием с полноводной Нелькобой. По всей логике река, вдоль которой мы ехали, должна называться Нелькоба, но это — Тенька. Я заметил, что довольно часто на карте полноводная река называется именем впадающей в нее. Может, это местная топографическая особенность? Подъехали к поселку Транспортный. Некогда тут была автобаза, районная больница и даже ТЭЦ. Гид указал на ворота старого гаража в котором скрывается раритетный автомобиль ЗиС-5. Таких в мире осталось не так много.
Дорога на время перестала извиваться, и несколько часов мы ехали по линейке. Практически каждый распадок вдоль этой прямой линии — месторождение россыпного золота. Только тут мне стало понятно, почему Теньку называют золотой. Но сюрпризом стало также и то, что тут есть долина Трех маршалов. На карте такого названия нет — местные назвали ее в честь приисков имени Буденного, Тимошенко и Ворошилова, открывшихся здесь в 40-е.
Миновали долину, проехали рудник «Павлик», рудник им. Матросова у поселков Омчак и им. Гастелло, взяли очень красивый Кулинский перевал. Сразу после спуска Гид остановил машину — около полудня. Дождь где-то позади. Сквозь хмурое небо немного солнца.
Решили сделать привал и немного прогуляться. Как оказалось, в прошлом году Гид обнаружил небольшой водопад неподалеку. Туда и направились, но прежде достали мокрую палатку и разложили ее около машины — пусть сохнет. Путь к небольшому водопаду по узкому распадку с многочисленными останцами занял около 40 минут. На карте это место названия не имеет.
Я научился считать километры мысленно. Получалось иногда не точно, но порой ошибка была всего в километр. Так вот, в 20 км от водопада мы повернули в закрытый поселок Кулу – в прошлом, огромный животноводческий совхоз. Гид рассказал про стан дорожников, которые там обитают до сих пор и могут помочь с ремонтом в случае необходимости. Нам не нужно, но проведать знакомых — повод заехать.
Порадовал памятник Ленину перед будкой дорожников. История его достойна упоминания. Этот Владимир Ильич гордо стоял в Магадане на центральной площади перед главным зданием Дальстроя с конца 40-х. В 80-е к нему на смену пришел Владимир побольше, в 5 метров высотой. А нашего, совсем крохотного, почти в человеческий рост, переместили в Усть-Омчуг, где он и обитал на одной из улиц до 2007 года, пока его не забрали сюда, на Кулу. Все бродите, Владимир Ильич, даже после смерти бродите.
Где-то к обеду остановились на привал у моста через р. Кулу. К этому моменту я потерял счет времени, да и следить за ним не хотелось. Гид четко знал, когда полдень и что будет завтра с погодой. Я полностью доверил себя ему и не ошибся.
Он зачерпнул пару раз ладонью гречки из пакета и бросил ее в кипящий котел. Пока все томилось и доходило, он сидел, привалившись спиной к камню, — экономная поза, которая вырабатывается от жизни без стульев, в непрерывном движении. Молчал. И вдруг мгновенно и остро, точно щелкнул фотоаппарат, посмотрел мне в глаза. Стало понятно, что он с легкостью читает мои невысказанные мысли. А думал я о нем. На Севере живут люди с развитой интуицией. Они интуитивно, и, может быть, даже сопротивляясь, но цепляют край всеми возможными способами и тащат его на себе вперед.
Проехали мост. Только теперь Гид поведал мне о том, что Тенькинский участок трассы часто бывает закрыт из-за осенних и весенних паводков. Так что пройти насквозь осенью — большая удача. Дальше дорога идет по болотистой долине. Где-то через два часа, миновав два крутых перевала Гаврюшка и Лошкалах, реки Арга-Юрях и Аян-Юрях, добрались до нулевого километра — места, где Тенькинская трасса вливается в основную. Рядом с поселком Большевик. Налево — поселок Кадыкчан и путь до Якутска, направо — город Сусуман и далее до Магадана. От Большевика до Кадыкчана еще около 40 км, ровным счетом как и до Сусумана, только в противоположном направлении.
Эдельвейс (леонтоподиум, лат.) — травянистое растение семейства Астровых, растущее на высоких горах. Цветок является символом гор, обладает образом труднодоступности.
«Взгляните: он блещет, как горный снег,
Но то не просто цветок.
О нем легенду за веком век
Древний хранит Восток».
Эдуард Асадов
Но то не просто цветок.
О нем легенду за веком век
Древний хранит Восток».
Эдуард Асадов
Популяризация трассы среди иностранцев произошла благодаря телешоу Long Way Round, в котором актер Эван МакГрегор и писатель Чарли Бурман проехали на мотоциклах из Лондона в Нью-Йорк, часть пути проделав и по Колымской трассе R504, называя ее не иначе как Stalin’s Road of Bones.
Мы повернули к Кадыкчану. Весь участок от Магадана до Кадыкчана по основной трассе протяженностью 739 км был построен за 10 лет. В 1937 г. на строительстве этого пути, в основном работали люди с лопатой и тачкой. Хотя по документам, тут было задействовано 905 автомашин и 39 тракторов. Сколько именно было привлечено заключенных, документы умалчивают. Колымская трасса неофициально носит имя «дороги, построенной на костях» или «Road of Bones», как дорогу знает подавляющее число англоговорящих путешественников. Вряд ли кто-то стал бы специально хоронить под дорожным полотном заключенных, но вдоль трассы безымянных кладбищ много.
Кадыкчан был закрыт в начале 90-х и сейчас его пустые улицы — отличные декорации к фильмам о городах-призраках. В паре километрах от него, в поселке Мяунджа, расположился административный комплекс компании, которая ведет разработки на угольном разрезе и добывает 380 тыс. тонн в год. С первых лет развития угольной промышленности Кыдыкчан стал главным среди угольных месторождений края. Рядом проходит Колымская трасса Магадан — Усть-Нера (Якутия), уголь востребован, и он доступен.
О поселке Кадыкчан
Добыча угля на Аркагалинском месторождении, открытом В. Вронским в 1935 году, ведется до сих пор. Во второй половине 30-х годов для решения топливной проблемы на Колыме были предприняты активные рекогносцировочные изыскания и подготовительные работы для прокладки углевозной железной дороги по трассе Усть-Таскан — Зырянка — Угольная и узкоколейной дороги Таскан — Эльгенуголь.
В 1940 году в целях развития сети железных дорог на территории Северо-Востока в системе ГУС Дальстроя организовано Управление по проектированию и строительству железных дорог «Колымжелдорстрой». В том же году началась прокладка узкоколейной железной дороги Магадан — Уптар — Палатка. С крахом Дальстроя узкоколейка тоже потеряла значимость и была разобрана.
Ныне административная часть компании, которая ведет работы на Кадыкчанском угольном разрезе, базируется в поселке Мяунджа, в паре километрах от бывшего поселка.
Основной потребитель кадыкчанского угля — Аркагалинская ГРЭС. Предприятие снабжает теплом и электричеством абсолютно все трассовские поселки, включая даже соседний с Магаданом Ольский район.
Магадан — город энергетически зависимый от угля, но по ряду нам неизвестных причин, именно этот уголь тут не прижился. Для зимнего отопительного сезона суда по морю доставляют уголь из Кузбасса. Судоходная навигация в Магадане круглогодичная. За 4 месяца, с конца мая по сентябрь уголь возит сухогруз «Золотая Колыма», делая за лето около 10 рейсов.
Немного покрутившись вокруг экскаваторов и насладившись видами на карьер, мы поехали обратно и взяли курс на Сусуман. Спать сегодня будем там.
Сусуман никак не вписывается в современные понятия города. На мой взгляд, все предпосылки стать полноценным городом у Сусумана были, но пришедшая смена эпох и развал Союза заморозили город в прямом и переносном смыслах. Так что теперь, располагая всего лишь несколькими улицами, город продолжает оставаться административным центром Сусуманского района. Вся жизнь сконцентрирована вокруг золота и компании «Сусуманзолото», современный офис которой выгодно выделяется на фоне построек 50–70-х годов.
К вечеру добрались до Сусумана. Гостиницы тут пока нет, остановились в промышленном комбинате «Сусуманзолота». Не гостиница, учебный центр для приезжих, и спать тут разрешают не всем. Надо сказать, что большинство встреченных нами людей тут работают всю свою жизнь.
Дополнительный материал
Методы добычи золота. «Зекамерон ХХ века»
Дополнительный материал
Мнение врача о жизни на Севере
День третий. Летом пыль, зимой туман
«Служебное положение, оклад, квартира в удобном районе, мебель, цветной телевизор, круг приятных знакомых, возможность ежегодно бывать на курорте, даже машина и гараж рядом с домом — все это исчезнет для вас и не останется никому, либо останется на короткое время. Во всяком случае, бессмертная душа ваша, неповторимое и единственное ваше бытие тут ни при чем. Что-то вы упустили».
Проспал запланированный в 6 подъем. В банке из-под съеденных накануне консервированных ананасов сварили кофе, а после и сосиски для завтрака — подходящей посуды в номере не нашлось, а походная газовая горелка в очередной раз сэкономила нам драгоценное время, которые мы бы потратили на поиски плиты в промкомбинате. Отправились в город. Номинально Сусуман — город за полярным кругом, хотя географически не дотягивает до его границы. Из-за вечной мерзлоты все постройки стоят на сваях. Если строить дом по традиционной технологии — на фундаменте, то он будет отогревать землю вокруг себя, что приведет к обвалам.
По ощущениям тут никого нет: улицы пусты, некоторые дома заколочены, а некоторые и вовсе развалены. Хотя если абстрагироваться и взглянуть на центральную улицу от ее начала, то можно подумать, что ты и вправду в городе. По обе стороны стоят привычные пятиэтажки. Все коммуникации выведены на улицу: трубы и провода закрыты коробами вдоль дороги для удобства замены или ремонта. Вечная мерзлота не позволяет докопаться до труб в земле.
Сусуман, да и вся Магаданская область — прекрасное поле для исследователей человека: социологов и психологов. Тут как нигде чувствуется временный характер жизни. Привычный домашний уют в городе-поселке отсутствует. Каких-либо событий тут очень и очень мало.
Еще со времен Дальстроя люди приезжали сюда работать по контракту и планировали свое пребывание не более, чем на пару-тройку лет. Но работы было много, и пока были силы, хотелось заработать побольше, помочь семье, поставить на ноги детей. Жизнь была тяжелым трудом и только трудом, а отдых откладывался «на потом»: там, на Севере, работаешь, а на материк уже в отпуск. Но вместе с отпуском постоянно откладывалась и полноценная счастливая жизнь.
Дополнительный материал
Мнение ученого о магаданцах и о синдроме отложенной жизни
Район Заречье, как называют его местные, расположен за рекой, и дома там выглядят нежилыми. Может, они и не заброшены вовсе, но вид у них явно такой. Набрели на остатки ремонтного завода с символикой Дальстроя. Местный рассказал стишок: «Летом пыль, зимой туман — это город Сусуман». Дороги тут не асфальтированы, всё покрыто слоем дорожной пыли.
Говорят, что зимой из-за очень низких температур долго находиться на улице с непривычки невозможно. А в дни, когда температура падает ниже 55 градусов, можно услышать потрескивание собственного дыхания: при выдохе, углекислый газ моментально замерзает и кристалликами падает на землю с характерным хрустальным звуком. Город-сказка.
Чудеса и сюрпризы, припасенные городом для нас, закончились сравнительно быстро. Мы обошли его с Севера на Юг и Запада на Восток за пару часов и к вечеру, забросив рюкзаки в машину, припаркованную у промкобината, двинулись по основной дороге. Колымская трасса уверенно вела к дому. Обратный путь показался не таким живописным, как Тенькинская трасса. Поразмыслив, я понял, что просто переел красоты и начал выбирать куски повкуснее. Впрочем, я не уникален, это свойственно каждому.
Я смотрел на Гида и никак не мог понять, почему его жизнь так не похожа на те, с которыми я сталкивался до этой поездки. О нем можно было просто сказать «Помнишь?» и углубиться в сладкую тяжесть воспоминаний, где смешаны реки, сопки, усталость и мечты. Он не дешевил, не шел проторенными тропами, а встречал легко жестокость и красоту реального мира. Жил, как положено жить мужчине и человеку. И жизнь свою он явно проведет не у цели, а на пути к ней. Куда важнее избрать путь, чем достичь цель.
Варлам Шаламов
«Помните, самое главное: лагерь — отрицательная школа с первого до последнего дня для кого угодно. Человеку — ни начальнику, ни арестанту не надо его видеть. Но уж если ты его видел — надо сказать правду, как бы она ни была страшна».
Основная трасса насыщена местами, в которые хотелось попасть, но солнце скатывалось все ниже к горизонту. Гид рассказал, что на прииске Джелгала рядом с Сусуманом отбывал свой срок Варлам Шаламов. Решили заночевать как раз там. В 80 км на юг от Сусумана Гид свернул вправо. Поворот этот, впрочем, заметить сложно, да и опознавательных знаков тут нет. Крутой подъем повел нас по дороге невероятной красоты. Бесчисленное количество скальных останцев скрашивали путь до места — около 10 километров.
Джелгала сейчас — стан золотодобытчиков. От старой Джелгалы тут осталось многое: те же бараки, которые сейчас заняты рабочими. Попросились на ночлег, нас разместили на полу теплой столовой. В рассказах Шаламова Джелгала предстает очень мрачным местом. Мне же она приглянулась. Тут было тихо, уютно и красиво. Заморозки.
День второй. Джек Лондон
«... и еще главнее была твоя преданность вере в то, что это и есть единственно правильная жизнь на земле. Будь предан и не дешеви. Дешевку, приспособленчество тут безошибочно чувствуют».
Смена у рабочих начинается в 7 утра. Поэтому мы поднялись немного раньше. Наскоро позавтракав, тронулись. В 25 км по основной трассе на юг от поворота на Джелгалу находится поселок Ягодное. Он интересен уникальным музеем лагерей, возглавляемый Иваном Паникаровым. Находится музей в двухкомнатной квартире Ивана и тут выставлены настоящие раритеты.
Следующий поворот по трассе ведет к живописному озеру Джека Лондона. Такое известное имя озеру дали геологи, работавшие здесь в прошлом. По словам Гида, тут стоит задержаться на пару дней как минимум, нам же не удалось: мост к озеру был сломан. Теоретически можно было проехать вброд, но рисковать не стали. На озере есть метеостанция и туристическая база.
К полудню, если я правильно определил время по положению солнца, добрались до бурной Колымы-реки. В 1935–1936 годах строительство Колымской трассы было перенесено на левый берег, туда, где мы как раз стояли, неподалеку от поселка Дебин. Этот перенос внес определенные трудности в ход строительства дороги, вызванные отдаленностью от баз снабжения, сезонностью переправы через реку Колыму и другими причинами. Паромная переправа не обеспечивала возрастающего движения автотранспорта. Решили ставить мост. По конструкции пролетных строений этот арочный мост стал выдающимся сооружением тех лет.
В сентябре 1936 года был утвержден проект. Строительство было окончено уже в январе 1937 года. С годами мост достраивался, надстраивался и, со временем, перестал отвечать современным требованиям эксплуатации. Долгое время он был одноколейным: если по мосту ехал автомобиль, то все встречные машины ждали пока тот проедет. Только в 2009 году было принято решение о строительстве нового моста. Новый проект потребовал около 5 лет стройки, хотя первый был построен силами заключенных в условиях колымских морозов всего за год. Этот прекрасный мост длиной в 362 метра стоит и по сей день.
В 33 километрах от Дебина, выше по течению Колымы, по левому берегу, в начале 70-х годов началось строительство Колымской ГЭС — первой на Крайнем Северо-Востоке СССР. Колымская гидроэлектростанция строилась в краю вечной мерзлоты, суровой зимы и короткого лета. Среднегодовая температура воздуха здесь -12 °С, а в январе морозы достигают -62 °С. Безморозный период длится всего лишь 72 дня в году. Энергия, вырабатываемая тут, снабжает многие золотые полигоны и прииски по области. Частично уходит на Чукотку. Неофициально ГЭС называют «сердце Колымы» — это главный мотор области.
Первый агрегат пущен в эксплуатацию в феврале 1981 года. Поселок Синегорье, который по сути обслуживает Колымскую ГЭС, является единственным поселком области, не имеющим отношения к Дальстрою. Тут, на центральной площади, установлен памятник Маяковскому и город-поселок, под стать его стихам, бил ритмом и чеканил шаг в 70-х годах на строительстве Колымской ГЭС. Ее строительство — невероятная история людского инженерного разума.
Синегорье был в нашем импровизированным списке мест последним пунктом. Повернули к нему. Тут есть где остановиться путешественнику. Гостиница в поселке строилась для всевозможных делегаций, приезжающих полюбоваться и позаседать около всенародной стройки. После развала Союза, гостиница не закрылась. Несколько этажей были просто закрыты из-за невозможности их содержать. Гостиница — окно в прошлое. Мебель, обои, постельное белье — весь гостинично-сервисный атрибут пропитан духом плановой экономики и вызывает смешанные чувства: «А какой сейчас год?»
Сейчас Синегорье наполовину заброшен: разбитые многоэтажные дома (мы насчитали 20 пятиэтажек), пустые окна и полная тишина. Переломным моментом стал 1991 год, когда в стране все рухнуло, а так как Магаданская область являлась и до сих пор остается дотационной на 3/4, то надо ли говорить, что финансирование прекратилось и наступило безвременье.
Люди уезжали отовсюду и куда-либо из территории, так как светлое будущее, так ярко и живописно описанное советской доктриной, не пришло, а все силы, потраченные на развитие поселка, потеряли свою ценность и обезличились. Поселок все еще жив, благодаря все той же ГЭС, но находиться тут очень тяжело. Это как смотреть на живой труп.
Остановились в гостинице. Мой номер был с зеленой краской на стенах, а окно смотрело на центральную площадь поселка.
День первый. Последний
«Мы все обреченные люди. Мы обречены на нашу работу. Все обречены на свою роль. И это есть лучшая и высшая в мире обреченность».
Утро скрипело автовышкой за окном. Купол местной церквушки перекрашивали в синий. Жизнь продолжала отбивать свой привычный ритм, хотя после 90-х места до сих пор не оправились. Некогда по трассе ежедневно шли караваны тягачей и грузовиков в обоих направлениях. Сейчас даже легковые машины — редкость.
От Синегорья до Магадана около 400 км. К этому моменту у меня окончательно стерлось понимание времени. Отправились домой ближе к обеду. Проехали поселок Оротукан с бывшим механическим заводом и детским домом. Промчались мимо поворота к поселку Сеймчан, который знаменит огромными сельхоз угодьями. Вскоре появился асфальт. Идеально ровная полоса на 30 км. Сие чудо осталось без ответа, наверное, так дорожники начали ремонт Омсукчанской трассы — еще одной ветки Колымской трассы, уходящей на северо-восток к серебряным полигонам и поселкам Дукат и Омсукчан.
Перебрались через перевал со смешным названием Дедушкина лысина. Потом промчались мимо поворота к поселку Талая с работающим санаторием и минеральной водой, дальше — Мякит с бывшей автобазой, позже Атка с бывшим нефтехранилищем, где мы остановились перекусить в придорожной столовой. Взяли Яблоневый перевал. Совсем рядом и поселок Карамкен, знаменитый своими теплицами, но который уже расселен и закрыт. Недалеко и Палатка — поселок фонтанов. Тут стоит памятник Александру Македонскому на коне. Не спрашивайте, почему он тут.
Везде живут люди. Радушные добрые люди. Может вы заметите, что люди здесь отличаются от городских. Увы, но если вы приедете на неделю, на месяц или даже несколько месяцев, вы так и не почувствуете разницы. Жизнь их наполнена смыслом. Если люди, которые вопреки всему живут в этом суровом краю, могут себе позволить свой гармоничный мир, то почему же я не могу?
Главной особенностью нашего пути стала дорожная пыль. Несмотря на то, что трасса равняется, засыпается, поливается и грейдируется ежедневно, любой впереди идущий транспорт поднимает невероятных размеров облако пыли, и видимость сводится к нулю. Объезжать такие фуры крайне опасно, да и узкая дорога часто петляет. До сих пор трасса при всей ее немноголюдности и пустоте забирает десятки жизней в год.
Пыль пройденных дней оседала на протяжении всего пути. Обратный отсчет подошел к концу, а вернее к его началу, сомкнув цепь событий в кольцо у поселка Палатка. От Палатки до Магадана всего 80 км. Полный круг по области занял 1 300 км.
У меня остался один вопрос к Гиду о его тяжелом рюкзаке, который я решился задать только сейчас, в конце пути. Мне показалось, что он ждал его и ответ был готов задолго до того. Помимо стандартного набора (коврик, спальник, палатка), бытовой мелочи, на дне лежали самые обычные камни. Камни эти были разного размера и формы.
Мы вернулись в Магадан к закату. Еще не стемнело, но уличный фонарь при въезде в город уже светил на баннер: «Магадан — город наших надежд». Город жил в своем ритме, и наше отсутствие никто не заметил. Солнце заходило за горизонт. Как-то символично было возвращаться домой на 7-й день. Только новый мир за эту неделю никто не создал. Мир уже давно создан и надо лишь позволить себе это понять и принять.
В каждом походе Гид собирает в рюкзак камни. По одному камню на стоянку. Как только ноша становится непосильной, он понимает, что самое время повернуть назад. Камни — ограничитель, способ не потерять связь с городом.
За семь дней я стал много старше в совокупности поступков, слов, случайностей и закономерных фактов. Это путешествие помогло мне зайти за собственные границы, и возвращение домой перешло в разряд «состояний». Дом стал местом, где я нашел свое время. Как ни парадоксально, но оно ждало меня в самом начале. Все было так, как сказал Гид в первую ночь нашего пути.
Есть одно нехитрое правило: всегда двигаться. Кто-то скажет, что жизнь в движении — мечта. Да, это так. Но можно надеяться, что именно эта мечта поможет быть в тот самый момент в том самом месте, где ломаются время и границы, и где все привычное остается лишь ярко-желтой полоской на горизонте. Жизнь медленно пробивает новое русло реки в городе надежд.
«А теперь задайте себе вопрос: почему вас не было со мной и не вы промокли под сентябрьским дождем? Может быть, именно это поможет ответить на недовольство, которым мучаем мы сами себя во время бессонницы в серый предутренний час, когда светлеют окна и гаснут звезды».
